— А вы по какому делу? — тут же вступила в разговор «усатая». Ей явно было неприятно, что ее подруга так быстро капитулировала. И я решила ей показать.
— По официальному, — строго проговорила я, меняясь в лице, — по делу государственной важности. А вы тут сидите, время у меня отнимаете и задаете ненужные вопросы.
Честное слово, эта стерва чуть не вскочила. Даже выпрямилась на скамейке.
— Мы не знали… — забормотала она, — мы только для порядка…
Очевидно, в молодости она была стукачкой. И хорошо сохранилась в своем возрасте. Наверное, приглядывает тут за двориком и негласно стучит участковому. На таких «активистах» держится мир. Я строго кивнула ей и прошла к третьему подъезду. На дверях сломанный кодовый замок. В подъезде грязно и неуютно. Я поднялась по заплеванным ступенькам, нашла нужную квартиру, позвонила в дверь, оглядываясь по сторонам и надеясь, что мне кто-нибудь ответит. Две старушки во дворе почти гарантировали мою безопасность. Если я не выйду отсюда, они знают, куда нужно сообщить. Я позвонила во второй раз, и дверь наконец открылась. На пороге стоял высокий мужчина с симпатичным, умным, я бы даже сказала, волевым лицом и внимательно смотрел на меня. Светлые глаза, темные волосы, прямой ровный нос. Короткая стрижка. На вид ему примерно столько же лет, сколько и мне. Не больше сорока. Или меньше? Одет он был в темную рубашку и серые брюки.
— Добрый день. — Честное слово, я решила, что не туда попала. Невозможно себе представить санитара с такой внешностью и с такими глазами. Просто невозможно.
— Здравствуйте. — Мужчина смотрел на меня, ожидая, когда я объясню причину моего появления на пороге его квартиры.
— Мне нужен Викентий, — начала я объяснять незнакомцу и тут же попыталась исправить положение: — Наверное, я случайно спутала квартиру. Извините.
— Нет, — спокойно ответил он, — Викентий — это я. Вы ничего не перепутали. Заходите.
Вот такая петрушка! Этот человек был больше похож на профессора физики, чем на санитара, у которого отсыпаются малолетние наркоманы. Я вошла в квартиру, опасливо озираясь. Мне все время казалось, что здесь какой-то подвох. Из комнат сейчас вот-вот полезут невероятные типы с перекошенными лицами. Но в квартире тихо.
— Пройдемте на кухню, — предложил хозяин квартиры и показал мне, куда идти.
Мы проходим с ним на маленькую кухню — метров девять, не больше. Я села на небольшой угловой диванчик, он устроился рядом. Меня поразил его взгляд — спокойный, наблюдательный, я бы даже сказала — слишком спокойный и слишком наблюдательный. Как будто я пришла сюда в качестве его пациента.
— Вы по какому вопросу? — Речь человека достаточно интеллигентного. Все-таки что-то здесь не так.
— Я адвокат. Приехала по важному делу и хотела поговорить с Викентием, — пояснила я ему, все еще надеясь, что произошла какая-то ошибка. Не может быть такого, чтобы этот хорошо выбритый и опрятно одетый человек предоставлял свою квартиру наркоманам. Ну не может такого быть.
— Вы не нервничайте, — улыбнулся мужчина, — хотите кофе или чаю? Я и есть тот самый Викентий, которого вы ищете. Только говорите тише, у меня сейчас гости.
— Вы санитар Викентий? — все еще сомневаясь, уточнила я.
— Это меня так ребята называют, — улыбнулся он. — Вообще-то я кандидат психологических наук. И тема моей докторской диссертации как раз «Поведение подростков в экстремальных ситуациях, осложненных приемом наркотиков».
— Вы врач? — Я все еще не верила ни своим глазам, ни ушам.
— Психолог. Дело в том, что я стал заниматься этой темой еще несколько лет назад и случайно выяснил, какое огромное количество молодых людей знакомы с этой страшной заразой. Сначала были просто беседы. Потом некоторые стали оставаться у меня дома. Я не возражал. Это лучше, чем выгонять их в таком состоянии на улицу. Живу я один, у меня две комнаты. Иногда ко мне приходит мой друг из наркологического диспансера, и мы вместе пытаемся помочь ребятам. Кому-то помогаем, некоторым не можем. Но никого не выгоняем, разрешая им остаться. Иногда приходят и такие, которые не могут связать даже двух-трех слов, чтобы назвать свое имя. Я и не настаиваю. Они все знают, что отсюда их не выгонят и в милицию не сдадут. А для некоторых ребят это как убежище. Так вы будете пить чай?
— Лучше кофе, — пролепетала я, абсолютно ошеломленная его рассказом. Господи, неужели в наше время остались еще такие подвижники? Ведь они бывают только в кино. Про него фильм снимать нужно, книгу написать. А он живет в небольшой двухкомнатной квартире на первом этаже и пишет докторскую диссертацию о трудных подростках, которым предоставляет убежище и даже пытается их лечить.
Викентий поднялся, чтобы приготовить мне кофе, а я смотрела на его затылок и думала о том, что он человек из другого времени. Просто случайно попал в наш сумасшедший век.
— Но почему вы их пускаете? — шепотом спросила я. — Вам за это платят?
Он повернулся и посмотрел на меня. Потом улыбнулся и покачал головой. Мне стало стыдно за мои дурацкие вопросы.
— Извините, извините меня, — поспешила я сказать. — И все-таки, почему вы так поступаете? Это же может быть опасно. Они в таком состоянии могут устроить все что угодно. Наркоманы бывают неуправляемы.
— Когда у них начинается ломка, на них страшно смотреть, — пояснил Викентий, снова поворачиваясь ко мне, — это же дети. В основном подростки четырнадцати-пятнадцати-шестнадцати лет. Домой им нельзя, у многих есть свои личные проблемы либо с родителями, либо с опекунами. У большинства неполные семьи, нет отцов, пьющие матери. В общем, я не могу их выгонять. Не получается. А они знают, что здесь можно остаться, и приходят именно ко мне. Очень часто приводят сюда и своих знакомых. Некоторые хотят вылечиться, освободиться от этой зависимости. И эти тоже приходят ко мне.