И еще я подумала, что нужно лечить детей анонимно, по возможности скрывая их нездоровые пристрастия от родных и близких. От матери или отца скрыть, конечно, невозможно. Но остальным знать не обязательно.
Мы направились в школу, где учились ребята. По дороге Игнатьев рассказал мне о работе, которую провел майор Сердюков. Я напрасно на него обижалась, просто он мне не понравился, да и я ему, похоже, не приглянулась. Но действовал он профессионально и добросовестно. Успел опросить не только всех знакомых Кости Левчева, но и его преподавателей. Все в один голос уверяли, что Костя был хорошим, воспитанным и талантливым мальчиком. И все говорили, что мальчика словно подменили в последние шесть месяцев. Только с классным руководителем Кости Галиной Андреевной Дерябиной Сердюков не успел побеседовать. Она в это время была в Санкт-Петербурге у своих родителей.
Мы приехали к ней в школу, заранее договорившись о встрече. Я почему-то представляла себе такую пожилую благообразную даму лет пятидесяти с высокой пышной прической, немного салонно-жеманную, немного романтичную и, конечно, в старомодном платье, оставшемся с прошлого века. Я имею в виду двадцатого века, конечно.
Но нас встретила молодая женщина лет тридцати пяти с короткой модной челкой, остриженная почти под мальчика, одетая в джинсы и симпатичный темный свитер. Она провела нас в кабинет химии, потому что в это время только этот класс был свободен, где мы могли спокойно побеседовать.
— Вы давно ведете этих ребят? — поинтересовался Денис Александрович для начала.
— Только второй год, — сообщила Галя. Я буду ее так называть, поскольку по возрасту она лет на пять или даже шесть была моложе меня. — Дело в том, что их предыдущий классный руководитель Аида Григорьевна ушла на пенсию и мне предложили взять этот класс, чтобы довести их до конца. В последние годы Аида Григорьевна болела и ей было уже трудно работать. Все-таки шестьдесят девять лет, давно пора на пенсию.
— Мы вас искали, но вас не было в Москве, — сообщил Игнатьев.
— Я была в Санкт-Петербурге, — улыбнулась Галя. — У меня родители там живут, на каникулах я обычно бываю у них. Но мне передали, что вы меня искали, и я даже знаю, в связи с чем. Это из-за исчезновения Константина Левчева? Верно?
— Да. Вы хорошо его знали?
— Думаю, очень хорошо. У него очень интересная семья. Отец и мать известные искусствоведы, всегда в командировках. Мальчик часто бывал предоставлен сам себе. Он очень талантливый. У него отличная память, он замечательно рисует. В прошлом году мы даже планировали послать его рисунки в Париж на конкурс, но в отборочной комиссии просто не поверили, что мальчик нарисовал их сам, без помощи взрослых, а когда узнали, кто его родители, вообще запретили нам выставлять его кандидатуру. Сказали, все равно никто не поверит, что родители ему не помогали. Вот такая глупая логика.
— И вдруг он все бросил и стал наркоманом? — нахмурился Игнатьев.
— Нет-нет. Конечно нет, — горячо возразила Галя. — Вы знаете, как это бывает у подростков. Сначала пробуют, потом постепенно втягиваются. К сожалению, Костя не сумел устоять перед этим искушением. Сначала они тайком курили в мужском туалете. Я туда не могла войти, но просила наших мужчин контролировать обстановку. Оказалось, что контролировать сложно. Там организовали целый пункт сбыта наркотиков, и некоторые школьники не смогли отказаться. Вы знаете как бывает? Сначала предлагают бесплатно попробовать. Потом дают еще раз, а когда человек втягивается, он уже их. И навсегда. Слезть с этой иглы практически невозможно. Костя стал хуже учиться, пропускать занятия. Я несколько раз пыталась поговорить с его матерью, но она заняла позицию активной обороны, заявив, чтобы я не вмешивалась не в свои дела. А сама возила сына по каким-то клиникам, где обещали мгновенное исцеление. Но ничего мгновенного в таких случаях не бывает. Она это быстро поняла. — Галя нахмурилась. Было заметно, что она волнуется. Ей, видимо, было тяжело вспоминать об этом ученике, подававшем такие большие надежды. — Последние несколько месяцев он был уже в очень плохом состоянии, — честно призналась она, — и об этом уже все знали. И его мать, и наш участковый, и директор школы. Но насильно отправить лечить мальчика мы не имели права. Я была уже в Санкт-Петербурге, когда мне сообщили, что он пропал. Я позвонила его матери, но она не пожелала со мной говорить. В семье Кости считают, что во всем виновата школа. Разумеется, я с себя вины не снимаю, но мне кажется, это не совсем честно все сваливать только на школу.
— А его друзья? Икрам Зейналов и Антон Григорьев, — напомнил Денис Александрович, — они тоже «поддались искушению»?
— Нет. Я, во всяком случае, не замечала. У Антона нет отца, его растит мать. И там очень строгий дедушка, по-моему, даже чересчур. Семью Зейналовых я хорошо знаю. Там трое сыновей и очень строгие родители. Если бы Икрам даже захотел что-то сделать, они это пресекли бы мгновенно. В этом я уверена.
— Вы слышали, что случилось сегодня ночью? — спросил Игнатьев.
— Нет, — Галя несколько испуганно взглянула на него, — а что случилось сегодня ночью?
— Погиб Антон Григорьев, — мрачно пояснил он, — и есть все основания полагать, что его убили.
— Какой ужас! — Она сразу поднялась. — Я ничего об этом не знала. Прямо сейчас поеду к ним домой. Какое несчастье, бедный парень…
— Сядьте, — посоветовал ей Денис Александрович. — Я полагаю, вам сейчас лучше там не появляться. Вы же понимаете, в каком они состоянии?